Мог бы

[zivers]

Я  мог бы расти обычным английским парнем. В детстве мог бегать за леденцами в тот же самый магазинчик, в который бегал ещё мой дед. А не любоваться на каждый день строящиеся новые ларьки.
Позже, когда бы вырос, мог бродить вечерами по опустевшему центру Лондона, в Сити, заглядывать в витрины магазинчиков, торгующих викторианской одеждой, цилиндрами, тростями и ваксой для усов, зайти в какой-нибудь глухой переулок и долго рассматривать газовые фонари, которые были здесь ещё при Джеке-Потрошителе, освещали его долговязую зловещую фигуру и его жертв. Эти фонари висят до сих пор на своих местах.



На выходные мог бы выезжать за город, погулять в Даузи среди развалин старинного замка. К Рождеству я мог бы скопить денег и снять на побережье, в Уэльсе или Шотландии, стоящий на самом обрыве одинокий маяк. И жить в нем целых две недели, спать на скрипучей деревянной кровати и слушать, как завывает ледяной ветер в каминной трубе.

Или мог быть выпускником одного из 39 университетов Оксфорда, говорить с легким акцентом, который навскидку и с трепетом отличает любой англичанин. Я мог бы не смотреть в телевизоре на татарскую девушку с грязными волосами, которая знает все чьи-то трещинки, а ходить на концерты "Sex Pistols" или "Exploited", носить кожаную куртку с флагом конфедерации на рукаве и "Мартенсы"-cherry. И от меня шарахались бы даже привыкшие ко всему коренные лондонцы.

Я мог бы даже по утрам кричать "Rule, Britania!" или "Deutschland Uber Alles!", а не слушать, как после хоккея в три часа ночи гопники, купив водки в ларьке у хачей, кричат "Слава России!" и "Москва - для Русских!", перемежая каждое слово матом и разбивая об асфальт бутылки.

А мог бы жить в Париже. Не вздрагивать при слове "Радио Шансон", а делать погромче Шарля Азнавура или Миррей Матье. Воровать круасаны в "Лидер Прайсе" или во "ФНАКе" и хрустеть ими возле памятника Шарлеманю и запивать дешевым Бордо, тем, которое подают в Москве в лучших ресторанах. Бродить ночью по Пляс де Пигаль, по кривым, но чистым улочкам, с вином и девчонками. С разными, каждый день с новой. Не потому, что я такой непостоянный, нет, потому что я любил бы их всех. Мог бы работать в музыкальном магазине консультантом, писать куда-нибудь обзоры на вышедшие недавно диски интеллигентного two-step и aсid-джаза и в магазине часто ловить на себе взгляды обладательниц обворожительных глаз, "огромных как прожекторы". Им нравилась бы смесь брутальности и интеллигентности во мне, а я... Вечером я со всех ног бежал бы к своей девушке. Она была бы у меня коренной парижанкой, звали бы ее Патрисия, а "утонченность" было бы ее вторым именем. Она говорит так, что кажется - журчит река. О, это грассирующее блаженство. Кажется, что слова, после того как она их произносит, ещё долго висят в воздухе. А потом... потом их хочется перекатывать на языке ещё долго. После того, как она уже ушла.

Или родиться ещё раньше, на пять столетий, тоже во Франции, но при короле Эдуарде VII. Служить под началом Жанны и идти в бой с криком "За короля! За Орлеанскую Деву!"


Мог бы. Мог бы. Мог бы. Мог
Мог бы. Мог бы. Мог бы.
Мог бы. Мог бы. Мог
Мог бы. Мог бы
Мог бы. Мог
Мог бы.
Мог б
Мог
Мо
М
.